Завтра последний экзамен и разборки на счет предыдущего экзамена. пока есть хоть малейший шанс что-то исправить- нужно за него бороться)
в перерывах в подготовке мы с Инкой всю сессию просмотрели Анатомию страсти...вот досматриваем 2 сезон, и активно качаем 3 и 4, чтобы взять и зырить дома *дома нет тырнета Т_Т* . Еще планируется взятие кучи книг с собой *электронных вестимо* и поход в галантерею *ыыыыыы*. А еще хочу покататься на роликах *не одна*, хочу, чтобы приехала "штука" из москвы (не муж!), и хочу увидеть Тею, нии-чана, Аку,Юн, Кота и Юку, и вообще много-много кого....

---

- Я Гарри!...
-Гарри?
-Мауу...
-Поттер?....Оо
-Какой нах Поттер...Улитко я, Улитко!...

@темы: "спанч боб", "сессия!"

---

расстройства...

Следующий экзамен в субботу, это самый непонятный экзамен с самым задалбывающим преподом...Читаю всю эту ахинею, которую никогда в жизни больше не открою..если сдам...Так не хочется получать 3 и лишаться стипендии...В общем, я в глубокой депрессии...

---

Сессия..

Начала подготовку к патопсихологии. как-то сонно начала. Психиатрия выпила все силы. но в принципе патопсихология - та же психиатрия, но со своими закидонами. Тема шизофрении у меня самая любимая. Конечно, эпилепсия весьма интересна, но шизофрения - это наше все. А сегодня в голову пришла мысль о том, что у нии-чана парциальная шизофрения....наверно,это семейное у нас.)
В психиатрической клинике врачи весьма забавные. Чувствую, что пойду таки дальше доучиваться на психиатра, нравится мне это дело...пока что..)

---

сперто у Андо:

Идеальный джейрокер - Хидэ
Идеальный сайт - где есть все, что запланировал найти
Идеальная семья - там, где есть неподдельное счастье
Идеальное кресло - возле камина у окна, чтобы тело не болело и в нем могло поместиться двое челобрек
Идеальные печеньки - овсяные печеньки тети Лены;Р

---

Оупеннинг МарияХолик-самое прекрасное в этой сессии..нет, это самое прекрасное на данный момент жизни!!!

---

домашка по кризисным состояниям...чувствую,меня расчлинят за это..

Нужно было просмотреть и прочитать некоторые произведения с той или иной стрессовой ситуацией. Про Веронику чисто содрала с аннотации хорошей, ибо было лень писать о и без того понятном, Ремарка я сволочь так и не прочитала (Жизнь взаймы), но уже скачала)) В остальном называется "Мне было ОЧЕНЬ лень, но НАДО". Вот,что получилось)
Пятая гора. Пауло Коэльо.
*слов нет к этой зануднейшей книге, можно по-простецки напишу?*
Илия – пророк, 23 года отроду. Потенциальный шизофреник. С детства видит ангелов и разговаривает с ними. Считает себя избранным, и чем он старше, тем больше себя им мнит. Илия описан как нежелающий жить своей волей гражданин великого Израильского Царства. Он действует по слову «ангеловскому» и по зову его же. Бежит из страны, и попадает в славный град Акбар, где до появления Илии не было проблем, ибо в Акбаре верят не в Одного Единого Бога, а в Мудрых Богов Пятой горы. Илия, руководствуясь «советами Ангела», наводит смуту в славном граде, заставляет людей усомниться в Богах Пятой Горы. Начинается война против ассирийцев, которая кончается разрушением Акбара. В результате «вероломного» нападения на славный град «туземными захватчиками», гибнет возлюбленная Илии. Илия переживает ее смерть мучительно и обвиняет во всем Бога, просит Ангела больше не приходить к нему. Ангел перестает приходить. И вот тут Илия понимает, что сам он никак не может жить без постоянной подсказки со стороны «высшего гласа». Он решает возродить Акбар, и то в силу того, что наврал матери мальчика (своей возлюбленной) и потому, что мальчик к нему привязан и ждет от него чего-то Великого (а перед мальчиком Илия не может опростоволоситься, потому как мальчик- память о возлюбленной и единственное существо, которому не плевать на израильского пророка). Возрождая Акбар, Илия то и дело разделяет всем обязанности. А на день Прощения, прощает Бога и просит вернуть ему «Ангела». Ангел возвращается и говорит Илии идти в Израиль. Лишенный чувства воли с детства, пророк идет туда, куда ему велит «зов Ангела».
Мисима Юкио. Смерть в середине лета.
Главная героиня – мать 3 детей Томоко, отпускает своих детей и сестру мужа Ясуэ погулять на пляж. Ясуэ – болезненная женщина, легкомысленная, не услеживает за детьми, и 2 из них погибают, сама Ясуэ умирает от приступа, неожиданно схватившего ее на пляже. Томоко, обнаружив только одного ребенка, хватается за ускользающие мысли о «пропаже» детей, а не об их «утоплении». На следующий день находят тела утонувших детей. Томоко явно дает патологическую реакцию на такое стрессовое событие. Она проклинает и без того умершую Ясуэ, думает 4 часа о ней, забывая о смерти детей. Внешне обвиняя себя в смерти детей, она считает, что другие жалеют только Ясуэ, а ее – мать двоих утонувших детей – нет. Томоко кажется, что окружающие обвиняют ее в смерти детей, но это только иллюзия на почве потери. Потихоньку состояние Томоко стабилизируется. Но, как и ожидалось, к третьему выжившему ребенку у обоих родителей сформировалась яркие гиперпротекция и гиперопека. Год Томоко «отходила» от несчастья. И следующим летом решила побороть в себе чувства отчаяния и забвения, она вновь приезжает на тот самый пляж…чтобы попрощаться.
Фильм Экипаж. Сцена развода: Валентин и Мария.
Валентин ведет себя спокойно, сдержано, не перебивает. Мария – дерганная, способная на ложь, обвиняет бывшего мужа в том, что он не совершал. Сцена бы закончилась в пользу мужа, люди вокруг были всецело на его стороне, но так как он летчик и не бывает дома, следовательно, за ребенком некому следить, дите оставляют сумасшедшей Марии.
Сцена паники (извержение вулкана) и приземления самолета:
Ситуация стресса переживается у всех по-разному. Одни теряют ориентацию в пространстве, другие – пытаются успокоить соседей (тем самым успокоив себя), еще другие – беспорядочно метаются. По возвращению в Москву, кто-то плачет, кто-то смеется, кто-то цепляется за землю и восхваляет ее, кто-то проклинает самолет и все, что с ним связано.
Сцена Увольнения:
В начале фильма мы видим, как летчики проходят медосмотр, и один из товарищей получает увольнительную. На что папа Вики (не помню, как его зовут) говорит уволенному товарищу, что и на земле много профессий, что с окончанием полетов, не окончена жизнь. В конце фильма, Викиного папу увольняют по причине нестабильности сердечного ритма. И, забыв свои же собственные слова, он будто бы сходит с ума: начинает кричать, что его кинули, и причитать, что жизнь кончина, в результате стрессового полета и этой новости, он получает сердечный приступ.
Сцена Измены (собственно, считаю, что никакой измены в той сцене не было. Парень изменял давно, но к тому моменту он уже был против встреч со всякими другими барышнями). Тамара застала в комнате у парня другую женщину, которая вырядилась в халат, чтобы подставить парня (имени не помню). Тамара не желает слушать то, что он ей говорит, бьет его любимую музыкальную установку и убегает.
Фильм Мачеха.
Система отношений Матери с бывшим мужем: постоянно обвиняет его в чем-либо, не желает доверять ему детей, осуждает его за встречания с молодой девушкой (Мачехой). Но, однако, выполняет его просьбs/
Система Матери отношений с детьми: дети всегда являются ее центром внимания, она считает себя прекрасной мамой и всегда старается проводить время с ними. Однако, узнав о своей болезни, она больше не может быть им идеальной мамой. Она начинает опаздывать на встречи, поручает Мачехе забирать детей из школы и других мест. Матерь боится потерять внимание детей, понимает, что скоро ее не станет.
Система отношения Матери с Мачехой : Мать не любит юную Мачеху, считает ее малоопытной и бестактной, невоспитанной и безкультурной, не способной справиться с собой и уж тем более с чужими детьми. Но по мере развития сюжета меняется и отношение Матери к Мачехе. И в конце фильма мы видим, что Мать смирилась с присутствием чужой женщины в их доме. И делает ей самый незабываемый подарок – принимает ее в семью.

---

А я была сегодня опять прекрасна) для Кота) а этот жопка даж не отписался,когда доехал
Хочется изменений..."Перемен, жаждем мы перемен.."

---

Котик)

Я не умею писать о ком-то(чем-то) одном много. Но я тебя люблю. И больше не знаю, что сказать. Мне нравиться проводить с тобой время. Ты один из немногих людей, которые ни в коем случае мне не надоедят (хыхыхы). И я рада, что наши отношения вот такие развязано-дружеские. И я хочу видеть улыбку на твоем лице и не желаю, чтобы ты хмурился и злился. Ты солнышко, ты пальмочка на островке. под которой можно насладиться уютной прохладой. Спасибо, что ты есть. Нёёёё!))

---

Прекрасный вечер) Спасибо,Кот))))))))))

Сегодня я выспалась,провалялась полдня в кроватке, глядя Куросаги) Сделала себе (наконец!) нормальный макияж и поехала к нии-чану и Коту. Предполагалось погулять втроем, но в итоге поехали отдавать сумку Кота на вокзал вдвоем. Нежный ветер и доброе солнце, шумные улицы и громкие люди, противоречивый Кот рядом, чистый разум...все вместе создало теплое впечатление маленького счастья. Это потому, что нужная погода, потому, что нужный человек рядом, потому, что сон - лучшее лекарство, пусть и не от всего. По пути завернули в Мак, все-таки люблю я это место, не смотря на то, что я тут работала как-то на пару с Юн-сан. С Котом разъехались на Достоевской,и уже поднимаясь на эскалаторе у себя на Лесной, ко мне спустился парень..высокий и весьма не дурно выглядящий)) Завязали разговор об аниме и дорамах. Почувствовала себя немного неловко, я не люблю знакомиться на улицах. В итоге моя неловкость и его стеснительность разогнали нас в разные стороны (еще фактор того, что живем в разных сторонах). Надеюсь, что встречусь с ним снова, он милый, а мне нечего терять, неправда ли, муж?..

---

(вчерашний пост)

Говорю себе постоянно-принимать людей такими, какие они есть. Но мое завышенное чувства стремление к лучшему... Вот и к себе тоже самое. Раньше я боролась с "Инь-Янем" своим...во мне противоречили мужское и женское начала. Вот теперь появилось новое противоречие. На вопрос "Если бы у вас был двойник, было бы вам с ним интересно?", я отвечаю "Да,очень". Но тут же понимаю, что есть люди на много интереснее меня, и вот тут наступает то самое противоречие с желанием принять себя такую, какая я есть, с желанием стремиться к лучшему. Странно,днем столько много хотела накатать, но мысли пережили себя и остались где-то на задворках сознания.
А завтра я еду гулять с котом и нии-чаном, у которого опять беда с асей(
а ночью приедет муж)

Досмотрела Книгу Дружбы. Милый занудный котяро жжет!))))) Часто почему-то вспоминала Аку-сан...мне кажется,ей нравятся такие няко-сенсеи)
Май Босс Хироу тоже скончался. Я даж прослезилась в конце) Актер потрясно играет))))) (и поееееет)) Сейчас приступила к просмотру МарииХолик и Куросаги)

---

Кошак сошел с ума...он любит много народу,столько много,что состояние близко к эйфорическому,а стало быть, это нарушение эмоциональной сферы...хыхыхы,ты мой клиент до конца дней своих,Йож)))
Отрыл аккордики Канцлер Ги, силюсь юзать гитарку)
Неделю не разговаривал с соседкой....на пользу(гы) - она поумнела)
Ваапще я сейчас злой и неуравновешенный,грядет сессия, мужа еще неделю не будет (я безумно скучаю...), а сегодня к нам в клан ввалилось 18 человек и сказало, что приведет еще около 80 сюда....я сойду с ума на пару с Ленкой...и поселюсь жить в ХХ и в Гуе...последнее слово радует,ибо от него хоть экспа есть....А еще я не успеваю за неделю качаться до 80((( получу по щам от мужа...а что поделаешь...) получать по щам от него приятно

Кот!!!!!! Я тя люблю)) Это если ты забыл;Р

---

Терра

Проглядела за два дня Терру.В целом - средне оцениваю это аниме. По отдельным персонажам могу сказать:
любимцы - Лео и Карина (долго колебалась в чувствах к Кису Аниану..но таки решила, что столь машинный механизм мне совсем не нра), больше всего а них переживала. Нии-чан, женщина у Томи, конечно, эффектная, но слишком предсказуема( в общем, эта парочка друг друга стоит,гы-гы. Бесила на протяжении сериала овечка Сесис (так вроде звать ее?). С точки зрения семейной психологии система Контроля - полный бред. А представления о Матери...люди все-таки хитрые существа, они никогда себя не загонят в подобный загон.... Аниме просмотрела на легке)
Приступаю к просмотру Тетради Натсуми)

---

думы..

Завтра,т.е. уже сегодня буду в четвертый раз сдавать спец. психологию. Открыв лекцию,понимаю, что несмотря на то, что препод весьма компетентный в своем деле, лекции у него мягко говоря херовые выдались... И не дай Создатель сказать завтра ему о его амбициях...мне ж еще экзамен сдавать по основам патопсихологии детского возраста...буэ(

На днях пришла в голову мысль о том,что на протяжении этого семестра мою жизнь можно рассмотреть как квадрат...внутрь квадрата вписан треугольник (ага, а ля кубики Коса). Левая оставшаяся часть квадрата - это учеба, правая незатемненная часть - ПВ...а тот самый черный треугольник есть не что иное, как личность...которая на этот семестр тормознула в своем развитии...На июль еду домой...там нет инета и ПВ...Хочу,чтобы треугольник окрасился во все 6 цветов радуги( именно 6!....камень в огород Лина о гомодвижении).

---

краткий обзор мыслей и действий..

На днях присутствовала на встрече с 1 из моих любимых писательниц)) пришла домой в бивалентности чувств: с 1 стороны меня очень вдохновили те люди, которые там были, с другой - в очередной раз загнобила себя, что не могу быть такое же клевой, как они....Но это обычное явление...)

Сегодня обсуждали " мозговитость " повелителей....выводы не весьма успешные. В очереди за мозгом первым был точно Алва. Вторым вроде как Придд, но тут прыткий Эпинэ подоспел, и им пришлось делить такой же мозг как у Алвы на двоих. Про Раканыша все благополучно забыли, а вот Окделла пожалели и сказали - остались только куриные, возьми на левой полки)

Заметка для поступающих в ВУЗы - если хотите работать в сфере "Человек-Человек" и при этом не вредить людям и не особо с ними общаться, то выбирайте профессию Патологоанатома!!!! Хуже вы человеку уже не сделаете)))))))

И последняя мысля - на 1-3 еду в Великий Новгород))))))) (планирую точно) Увижу всех новгородышей)))) и соклановца) Уряяя)))

---

какая-то байда...не всавляются картинки(((((


....но тем не менее,я поздравляю тебя с Днем Рождения......тигра)

---

неудержимость..

Как-то говорила, что нет у меня никакого такого увлечения, на которое я бы "молилась") фиг мне) есть аж 3)

1. Пение. /осознается оно,когда Диана в очередной раз застудит горло и не может выть во всю комнату очередной ост или Йовин) /

2. Старые книги...) сегодня с Иланкой ездили в Старую книгу на Выборгской и на Финбан. Перерыла все полочки.....не нашла то,что искала, но таки с пустыми руками не ушла....Дружинин - Революционное движение в России и Бухарин - Идеи и практика социализма....Вторую взяла чисто для того, чтобы было...первую (+3 приобретенные в прошлый поход) буду читать после защиты и сессии....))))))

3. ....не скажу

---

для Аку-сан) www.diary.ru/~ItIsMyLife/p67308406.htm

---

Завидую, да,именно завидую, тем,у кого есть свободное время,хоть сколько-нибудь. Время летит незаметно вперед. Каждый день. С утра пары,практика(или исследование), обработка методик, домашние дела....и все, вот уже и 11 вечера...иду играть в ПВ..до 2-3 ночи,ибо раньше все равно не засну. Мысль о том,чтобы завести девушку или мужчину (именно мужчину! ноющие сопляки по горло надоели) только перед сном быстро промелькнет и тут же умирает. А хочется, очень хочется жить с человеком (пусть не любовником), с которым бы были общие интересы. С которым можно было бы делать что-то вместе, а что-то совсем раздельно,т.е. иметь как близко общие интересы, так резко контрастные...Я уже 3 года живу с человеком, который мне безразличен, который меня порой бесит, но чаще всего раздражает. очень редко радует...Еще жить с ней 2 года...Смысл...должен быть смысл,он всегда где-то...ТАИТСЯ....

---

продолжение..

Дорогой Бог,
сегодня время моего отрочества, и все не так гладко. Вот так штука! У
меня большие сложности -- с приятелями, с родителями -- и все из-за девочек.
Я рад, что вечером, когда мне стукнет двадцать, я смогу вздохнуть с
облегчением, потому что худшее будет позади. За половую зрелость -- спасибо!
Но и покончим с этим.
Прежде всего, обращаю твое внимание, Господи, на то, что ты не явился.
Я сегодня почти не спал из-за этих самых проблем с половым созреванием и,
следовательно, никак не мог тебя пропустить. И потом, еще раз повторяю: если
я и вздремну, буди меня. Когда я проснулся, Розовая мама была уже здесь. За
завтраком она рассказывала мне о поединке с Королевской титькой, кетчисткой
из Бельгии, которая пожирала по три килограмма сырого мяса в день, запивая
его целой бочкой пива. Вроде бы вся сила Королевской титьки крылась в ее
дыхании, смрадном по причине забродившего от пива сырого мяса: стоило ей
только дыхнуть, и противник самоходом отправлялся в партер. Чтобы ее
одолеть, Розовой маме пришлось выработать новую тактику: надеть пропитанную
лавандой шлем-маску и назваться Палачом из Карпантра. Как она всегда
говорит, кетч требует не только развитых мускулов, но и хороших мозгов.
-- Кто тебе нравится, Оскар?
-- Здесь, в больнице?
--Да.
-- Копченое сало, Эйнштейн, Попкорн.
-- А из девочек?
Этот вопрос меня озадачил. Мне не хотелось на него отвечать. Но Розовая
мама ждала ответа, а с кетчисткой международного класса долго придуриваться
не дело.
-- Пегги Блю.
Пегги Блю -- это голубая девочка. Она живет в предпоследней комнате по
коридору. Она очень славно улыбается, но почти ничего не говорит. Будто фея
на минуточку залетела в больницу. У нее какая-то сложная болезнь, проблемы с
кровью, которая не доходит до легких, и в результате кожа приобретает
голубоватый оттенок. Она ждет операции, чтобы кожа снова стала розовой. А
мне-то кажется, что в голубом цвете она такая красивая, эта Пегги Блю.
Вокруг нее словно облако света и тишины. Подходишь к ней -- как в церковь
входишь.
-- Ты сказал ей об этом?
-- Я не такой дурак, чтобы ни с того ни с сего вдруг ляпнуть: "Пегги
Блю, ты мне нравишься".
-- А почему бы и нет?
-- Я не уверен даже, знает ли она о моем существовании.
-- Это тоже повод.
-- Вы видели, какая у меня голова? Если бы она любила инопланетян, --
другое дело, но не думаю.
-- А мне ты кажешься очень красивым, Оскар. Этим Розовая мама чуть-чуть
притормозила наш разговор. Такие вещи приятно слышать, они тешат самолюбие,
но непонятно, что на это можно ответить.
-- Я не собираюсь соблазнять ее своей внешностью.
-- А что ты к ней чувствуешь?
-- Мне хочется защитить ее от призраков.
-- Что? Здесь водятся призраки?
-- Да. Каждую ночь. Уж и не знаю зачем, но они нас будят. Щиплются, и
это больно. Их не видно, и это страшно. А потом трудно снова заснуть.
-- А у тебя эти призраки часто бывают?
-- Нет, у меня сон крепкий. Но Пегги Блю - я слышу, как она кричит по
ночам. Мне бы хотелось ее защитить.
-- Скажи ей об этом.
-- В общем-то, я вряд ли смог бы ее защитить, потому что ночью мы не
должны выходить из своих комнат. Такие тут правила.
-- Разве призракам правила известны? Нет. Конечно же, нет. Так схитри:
если они услышат, как ты говоришь Пегги Блю, что будешь охранять ее от них,
они не осмелятся больше сюда явиться.
-- Но я... но я...
-- Тебе сколько лет, Оскар?
-- Уж и не знаю. Который час?
-- Десять часов. Тебе скоро пятнадцать. Не кажется ли тебе, что пора бы
стать смелее в своих чувствах? В половине одиннадцатого я решился и дошел до
комнаты, дверь которой была открыта.
-- Пегги, привет, это Оскар.
Она лежала на своей кровати и была похожа на Белоснежку в ожидании
принца, когда все эти мерзкие гномы считают ее мертвой, на Белоснежку, как
на фотографиях снега, когда снег кажется не белым, а голубым. Она
повернулась ко мне, и я спросил себя, принимает она меня за принца или за
одного из гномов. Сам-то я склонился бы к гному по причине моего лысого
черепа, но она ничего не сказала, и именно это было замечательно в Пегги
Блю: они никогда ничего не говорила, и все сохраняло таинственность.
-- Я пришел тебе сказать, что, начиная с сегодняшнего вечера и во все
следующие вечера, я, если ты захочешь, буду стоять на страже у твоей двери,
чтобы защитить тебя от призраков. Она взглянула на меня, и ресницы ее
дрогнули. Было впечатление, как при замедленной съемке, что воздух сделался
более воздушным, а молчание более молчаливым, что я двигаюсь в воде, и что
все меняется, когда приближаешься к ее постели, озаренной светом, идущим
неизвестно откуда.
-- Постой, постой, Лысый: Пегги буду охранять я! В проеме двери
появился Попкорн, вернее, он заполнил собой проем двери. Я вздрогнул.
Конечно, его охрана будет надежнее: ни одному призраку в дверь уже не
протиснуться. Попкорн подмигнул Пегги.
-- Эй, Пегги! Мы ведь с тобой друзья, правда? Пегги смотрела в потолок.
Попкорн принял это за знак согласия и вытолкнул меня из комнаты.
-- Если тебе нужна девочка, возьми Сандрину. Тут охота запрещена.
-- По какому праву?
-- По праву первенства: я пришел раньше. Если ты недоволен, будем
драться.
-- В результате я очень доволен.
Я немного устал и пошел посидеть в зале для игр. Сандрина оказалась как
раз там. Как и у меня, у нее -- лейкемия, но ей лечение как будто помогает.
Ее прозвали Китаянкой из-за черного парика с блестящими прямыми волосами и
челкой. Она смотрит на меня и раздувает шар из жевательной резинки.
-- Можешь меня поцеловать, если хочешь.
-- Зачем? Мало тебе жвачки?
-- Тупица, ты, небось, и не умеешь. Спорим, что ни разу не пробовал.
-- Ну, ты меня рассмешила. В пятнадцать лет ни разу не пробовать!
Ошибаешься, смею тебя уверить.
-- Тебе пятнадцать лет? - удивилась она. Я сверился с часами.
-- Да, уже исполнилось.
-- Я всегда мечтала, чтобы меня поцеловал взрослый, пятнадцатилетний
мальчик.
-- Конечно, заманчиво, -- отвечаю я. И тут она делает немыслимую
гримасу, вытянув губы вперед (представляете присоску, расплющенную на
стекле?), и я понимаю, что она ждет поцелуя. Обернувшись, я увидел, что все
мои приятели за нами наблюдают. Все пути к отступлению отрезаны. Надо быть
мужчиной. Час пробил. Я подхожу и целую ее. Она цепляется за меня руками, я
никак не могу вырваться, рот совершенно мокрый, и вдруг, без всякого
предупреждения она влепила мне свою жвачку. От неожиданности проглатываю ее
целиком. Я в ярости. Как раз в этот момент кто-то похлопал меня по спине.
Беда никогда не приходит одна: родители. Было воскресенье, я совсем забыл!
-- Познакомишь нас со своей подружкой, Оскар?
-- Она мне не подружка.
-- Но все же ты можешь нам ее представить?
-- Сандрина. Мои родители. Сандрина.
-- Очень рада с вами познакомиться, говорит Китаянка медоточивым
голосом. Я бы мог ее удавить.
-- Хочешь, чтобы Сандрина пошла с нами к тебе в комнату?
-- Нет, Сандрина останется здесь. Вернувшись к себе в комнату, я понял,
что устал, и немного вздремнул. Все равно мне не хотелось с ними
разговаривать. Когда проснулся, они, конечно, стали дарить мне подарки. С
тех пор, как я в больнице, родителям беседы со мною -- в тягость, поэтому
они приносят мне подарки, и все послеобеденное загубленное время уходит на
чтение правил игры и способов употребления. Отец мой неутомим в чтении
всякого рода пояснений: даже если они написаны по-турецки или по-японски,
его не смутишь, он обращается к схемам и чертежам. Он чемпион мира по
испорченным воскресеньям. Сегодня он принес проигрыватель. И тут, даже если
бы мне этого и хотелось, я не смог ничего возразить.
-- Вы вчера не приходили?
-- Вчера? С чего ты взял? Мы можем только в воскресенье. Почему ты
спрашиваешь?
-- Вашу машину видели на стоянке.
-- На свете не один красный джип. Одинаковых машин много.
-- Ну да! Как не родные. Какая жалость! И тут я их сделал. Взял
проигрыватель и прямо при них два раза подряд прослушал пластинку
"Щелкунчика" целиком. Два часа они не смогли промолвить ни слова. Так им и
надо.
-- Тебе нравится?
-- Еще бы! Так и клонит в сон.
Они поняли, что пора уходить. Они явно были не в своей тарелке. Никак
не могли решиться. Я чувствовал, что они что-то хотят сказать, но у них не
получается. Мне нравилось наблюдать, как они мучаются, они тоже.
Потом моя мать бросилась ко мне, с силой прижала меня к себе, слишком
сильно, и произнесла безумным голосом:
-- Оскар, маленький мой, я тебя люблю, я так сильно тебя люблю.
Мне хотелось вырваться, но в последний момент я решил не
сопротивляться, вспомнил прежние времена, когда ласки были простыми и
нежными, и она говорила, что любит меня, без этой тоски в голосе. После
этого мне нужно было немного поспать. Розовая мама -- чемпион побудки. Она
всегда на линии ожидания как раз в тот момент, когда я открываю глаза. И
всегда улыбается.
-- Ну, что твои родители?
-- Ничего, как обычно. Впрочем, они подарили мне "Щелкунчика".
-- "Щелкунчика"? Любопытно. У меня была подружка, которую так прозвали.
Супер-чемпионка. Она ломала шеи своим противникам, зажимая их между ляжками.
А Пегги Блю, ты был у нее?
-- Не надо больше об этом. Она обручена с Попкорном.
-- Она сама тебе сказала?
-- Нет, он сказал.
-- Вранье!
-- Не думаю. Уверен, что он ей нравится больше, чем я. Он сильнее,
внушает доверие.
-- Вранье, говорю я тебе! Я на ринге выглядела, как мышка, а побеждала
кетчисток, похожих на китов или гиппопотамов. Взять хотя бы Плюм Пуддинг,
ирландку, сто пятьдесят кило натощак и в трусиках, еще до ее рекорда
Гиннеса. У нее предплечье было с мое бедро, бицепсы -- как окорока, ноги --
руками не обхватишь. Никакой талии, ухватить совершенно не за что.
Непобедимая!
-- Как же вам удалось?
-- Если не за что ухватиться, значит, оно круглое и катится. Я
заставила ее побегать, чтобы она выбилась из сил, потом положила на лопатки.
Плум Пуддинг! Понадобилась лебедка, чтобы ее поставить на ноги. У тебя,
малыш мой Оскар, легкая кость и не слишком много мяса - что правда, то
правда. Но чтобы понравиться, мяса и костей недостаточно, нужны достоинства
души, а у тебя их множество.
-- У меня?
-- Пойди к Пегги Блю и расскажи ей, что у тебя на сердце.
-- Я немного устал.
-- Устал? Сколько тебе лет в настоящее время? Восемнадцать? В
восемнадцать лет не устают.
Моя Розовая мама так умеет сказать, что вы просто заражаетесь энергией.
Наступила ночь, звуки в темноте сделались более отчетливыми, линолеум в
коридоре отражал свет луны.
Я вошел к Пегги и протянул ей мой проигрыватель.
-- На, послушай "Вальс снежинок". Это так красиво,
что вспоминаешь тебя.
Пегги прослушала "Вальс снежинок". Она улыбалась так, как будто вальс
был ее старым другом и нашептывал ей на ушко что-то интересное.
Она вернула мне проигрыватель и сказала:
-- Очень красиво.
Это были первые ее слова. Правда, потрясающе для первых слов?
-- Пегги Блю, я хотел тебе сказать: не хочу, чтобы тебя оперировали. Ты
очень красивая как есть. Тебе идет голубой цвет.
Я отлично видел, что ей нравятся мои слова. Я сказал не для того, но
было ясно, что ей нравится.
-- Я хочу, чтобы именно ты, Оскар, защищал меня от призраков.
-- Положись на меня, Пегги.
Я был страшно горд. В конечном итоге я одержал победу!
-- Поцелуй меня.
У них, у девчонок, это просто коронный номер - поцелуй, не могут без
этого обойтись. Но, в отличие от Китаянки, Пегги не была такой порочной, она
просто подставила мне щеку, и, правду сказать, от этого поцелуя меня самого
в жар бросило.
-- Спокойной ночи, Пегги.
-- Спокойной ночи, Оскар.
Вот таким, Господи, был мой день. Я понял, почему отрочество называют
переходным возрастом. Тяжелая пора. Но после двадцати все налаживается.
Итак, посылаю тебе просьбу этого дня: мне бы хотелось, чтобы мы с Пегги
поженились. Не уверен, что женитьбы относится к области духовного, то есть,
находится в твоем ведении. Выполняешь ли ты желания такого рода - в духе
брачного агентства? Если это не в твоей компетенции, дай мне знать
побыстрее, чтобы я мог обратиться к свахе. Не хотелось бы тебя торопить, но
вынужден напомнить, что времени у меня совсем немного. Так вот: женитьба
Оскара и Пегги Блю. Да или нет. Посмотри, можешь ли это сделать, мне бы
очень хотелось.
До завтра, целую Оскар
Р.S. На самом деле, какой же у тебя адрес?

Дорогой Бог!
Свершилось, мы поженились. Сегодня 21 декабря, я разменял третий
десяток, и я женат. Что касается детей, то мы с Пегги пока это отложили.
Думаю, что она еще не готова.
Все произошло прошлой ночью. В час ночи я услыхал, что Пегги Блю
стонет. Я просто подскочил на кровати. Призраки! Они терзают Пегги Блю,
которую я обещал охранять. Она решит теперь, что я просто болтун, перестанет
со мной разговаривать и будет права.
Я встал и двинулся в сторону стонов. Дойдя до комнаты Пегги, я увидел,
что она сидит в постели. Мой приход ее удивил. Должно быть, и у меня вид был
удивленный: она сидела прямо против меня, смотрела на меня, рот ее был
закрыт, но я продолжал слышать крики.
Тогда я дошел до следующей двери и понял, что стонет Копченое сало. Он
прямо корчился в своей кровати от ожогов. На мгновение мне стало стыдно: я
снова вспомнил день, когда поджег дом, кошку, собаку и даже поджарил золотых
рыбок -- впрочем, они скорее сварились. Я подумал о том, что им пришлось
пережить, и сказал себе, что в конце концов лучше было бы все оставить как
есть, чем постоянно терзаться воспоминаниями и ожогами, как вот теперь
терзается Копченое сало, несмотря на мази и пересадки кожи. Копченое сало
скорчился и перестал стонать. Я вернулся к Пегги Блю.
-- Значит, это не ты стонала, Пегги? Я-то считал, что по ночам кричишь
именно ты.
-- А я думала, что ты.
Больше мы не возвращались к тому, что было, и о чем каждый себе
говорил. Оказалось, что мы давно уже думали друг о друге. Пегги Блю еще
больше поголубела, что означало: она стесняется.
-- Что ты теперь намерен делать, Оскар?
-- А ты, Пегги?
С ума сойти, сколько у нас было общего -- те же мысли, те же вопросы.
-- Хочешь поспать вместе со мной? Немыслимые создания, эти девчонки.
Чтобы произнести подобную фразу, я бы потратил часы, недели, месяцы,
прокручивая ее в голове. А она выдала ее так естественно, так просто.
-- О'кей.
И я лег рядом с ней. Было тесновато, но мы провели чудесную ночь. Пегги
пахла орехами, и кожа у нее была такая нежная, как у меня на тыльной стороне
руки, но только у нее -- повсюду. Мы долго спали, видели сны, мы прижались
друг к другу, и каждый рассказал всю свою жизнь.
Правда, утром, когда мадам Гоммет, старшая сиделка, обнаружила нас
вместе, это был тот еще спектакль, настоящая опера. Она начала вопить,
ночная сиделка тоже начала вопить, они орали сначала друг на друга, потом на
Пегги, потом на меня, двери хлопали, они приглашали других в свидетели,
называли нас "несчастненькими", хотя, на самом деле, мы были счастливы, и
только приход Розовой мамы положил конец этому кошачьему концерту.
-- Не пора ли оставить детей в покое? Вам что важнее -- правила или
пациенты? Начхать мне на ваши
правила, можете ими подтереться. А теперь тихо. Можете рвать на себе
волосы в другом месте. Здесь не место для скандалов. Как всегда с Розовой
мамой, о возражениях не могло быть и речи. Она отвела меня в мою комнату, и
я немного поспал. Когда проснулся, мы смогли поговорить.
-- Так значит, с Пегги у тебя все серьезно, Оскар?
-- Супер, Розовая мама. Я совершенно счастлив. Этой ночью мы поженились
-- Поженились?
-- Да. Мы делали все, что делают мужчина и женщина, когда они женаты.
-- Вот как?
-- За кого вы меня принимаете? Я -- кстати, который час? -- разменял
третий десяток и теперь веду соответствующую жизнь, верно?
-- Разумеется.
-- И, знаете, разные там штучки, которые в молодости были мне противны,
-- поцелуи, ласки, -- так вот теперь мне это нравится. Просто удивительно,
как мы меняемся.
-- Очень рада за тебя, Оскар. Хорошо растешь.
-- Одна вещь пока не получается -- поцелуй, когда языками
соприкасаешься. Пегги Блю боится, что от этого будут дети. А вы как думаете?
-- Думаю, она права.
-- В самом деле? Если целуешь в рот, могут появиться дети? Значит, они
будут у нас с Китаянкой.
-- Успокойся, Оскар, шансов не так уж и много. Скорее, мало.
Вид у Розовой мамы был уверенный, и я немного успокоился, потому что
должен сказать тебе, Господи, тебе и только тебе, что один, а, может, и два,
и больше раз мы с Пегги Блю все же соприкоснулись языками. Я немного поспал.
Обедали мы вместе, Розовая мама и я, и мне стало получше.
-- С ума сойти, как я устал сегодня утром.
-- Это нормально. Между двадцатью и двадцатью пятью годами ночами не
спишь, вечно что-нибудь празднуешь, жизнь ведешь разгульную, силы не
экономишь. Приходится расплачиваться. Не повидаться ли нам с Господом?
-- Наконец-то, у вас есть его адрес?
-- Думаю, его можно найти в часовне. Розовая мама одела меня так, будто
мы собираемся на Северный полюс, взяла на руки и доставила в часовню,
которая находится в глубине больничного парка, над замершими лужайками.
Впрочем, незачем объяснять тебе, где она находится, поскольку ты и сам
знаешь, где твой дом. Я был потрясен, когда увидел твою статую, то есть
состояние, в котором ты находишься -- почти голый, худой на своем кресте,
повсюду раны, кровь из-под венца с его шипами, и даже голова уже не держится
-- склонилась к плечу. Тут я о себе подумал. И все во мне восстало. Если бы
я был Богом, как ты, я бы не позволил такого с собой сотворить.
-- Розовая мама, положа руку на сердце, вы, бывшая кетчистка и великая
чемпионка, вы ведь не можете доверять такому!
-- Почему же, Оскар? Разве больше доверия к Богу испытал бы ты, видя
культуриста с ухоженным телом, накаченными мышцами, масляной кожей, короткой
стрижкой и нарядными плавками?
-- Но...
-- Поразмысли, Оскар. К чему ты чувствуешь себя ближе? К Богу, который
ничего не испытывает, или к Богу, который страдает?
-- Конечно, к тому, который страдает. Но если бы я был им, если бы я
был Богом и обладал его возможностями, я бы избежал страданий.
-- Никто не может избежать страданий. Ни Бог, ни ты. Ни твои родители,
ни я.
-- Ладно. Пусть так. Но почему надо страдать?
-- Вот именно. Разные есть страдания. Вглядись хорошенько в его лицо.
Посмотри внимательно. Заметно по нему, что он страдает?
-- Нет. Это странно. Но ему как будто и не больно.
-- Видишь. Надо различать мучения физические и мучения моральные. И
если физические страдания мы испытываем, то страдания моральные мы сами себе
выбираем.
-- Не понимаю.
-- Если тебе в ступни или в ладони вбивают гвозди, ничего, кроме боли,
ты испытать не можешь. И ты ее испытываешь. Зато при мысли о смерти
испытывать боль совершенно не обязательно. Ты не знаешь, что это такое.
Значит, все зависит только от тебя.
-- Знаете ли вы людей, которых радовала бы мысль о смерти?
-- Да, я знаю таких людей. Такой была моя мать. На смертном своем ложе
она улыбалась от удовольствия, ей не терпелось, она спешила познать то, что
должно произойти. Возражать не хотелось. Поскольку мне интересно было узнать
продолжение, я помолчал какое-то время, раздумывая над тем, что она мне
говорила.
-- Однако люди по большей части не любопытны. Они цепляются за то, что
имеют, как вошь -- за ухо хозяина, побритого наголо. Возьмем, к примеру,
Плюм Пуддинг, мою ирландскую соперницу, сто пятьдесят кило натощак. Она
всегда говорила мне так: "Мне очень жаль, но я не умру, не согласна умереть,
и не договаривалась". Она ошибалась. Никто ведь и о вечной жизни с ней не
договаривался! Но она упорно в нее верила, бунтовала, отвергала мысль о
бренности, приходила в ярость, впадала в депрессию, похудела, бросила
профессию, вес ее снизился до тридцати пяти килограммов, она стала похожа на
обглоданную рыбину и буквально распалась на части. Видишь, она тоже
оказалась смертной, как и все люди, но только ей мысль о смерти испортила
жизнь.
-- Плюм Пуддинг была дурочкой, Розовая мама.
-- Круглой дурой. Но это весьма распространенный вариант.
Здесь я снова кивнул головой, потому что был вполне согласен.
-- Люди боятся умирать, потому что им внушает страх неизвестность. Но
что такое неизвестность? Предлагаю тебе, Оскар, заменить страх доверием.
Вглядись в лицо Бога на кресте: он испытывает муки физические, но не
моральные, потому что верит. И сразу гвозди уже не так ужасны. Вот
преимущества веры. Я хотела тебе их продемонстрировать.
-- О'кей, мадам, когда мне станет страшно, попробую заставить себя
поверить.
Она меня поцеловала. В итоге было неплохо в пустынной церкви наедине с
тобой, Господи: у тебя был такой умиротворенный вид. Вернувшись, я долго
спал. Спать хочется все чаще. Потребность какая-то. Проснувшись, я сказал
Розовой маме:
-- На самом деле, неизвестности я не боюсь. Мне только жаль потерять
то, что я узнал.
-- У меня точно так, как у тебя, Оскар. А не позвать ли нам Пегги Блю
на чашечку чаю? Пегги Блю пила с нами чай, они отлично поладили с Розовой
мамой, и мы жутко смеялись, когда Розовая мама рассказывала историю своей
битвы с сестрами Жиклет, тройняшками, которые пытались выдать себя за одно
лицо. После очередного раунда, одна из сестричек, измотав противника и
вдоволь напрыгавшись, покидала ринг под предлогом пойти пописать, пряталась
в туалете, а другая сестра, свеженькая, в отличной форме, являлась
продолжить бой. А потом и третья. Все считали, что есть только одна Жиклет,
неутомимая прыгунья. Розовая мама раскрыла тайну, заперла двух сестричек в
туалете, выбросив ключ в окно, и доконала оставшуюся. Такой хитроумный
спорт, этот кетч. Потом Розовая мама ушла.
Сиделки следят за нами с Пегги, как будто мы две взрывоопасные петарды.
Черт побери! Мне ведь уже тридцать. Пегги Блю поклялась, что нынешней ночью
сама ко мне придет, как только сможет; в ответ я поклялся, что на сей раз
обойдусь без языка. В самом деле, иметь детей -- это еще не все, надо иметь
время их воспитать.
Вот так, Господи. Не знаю, чего попросить у тебя сегодня, потому что
день был очень хороший. Хотя знаю! Сделай так, чтобы завтрашняя операция
Пегги Блю прошла хорошо. Не так, как моя, если понимаешь, что я хочу
сказать.
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Операция -- вещь не из области духовного, и, возможно, не в твоей
компетенции. Тогда сделай так, чтобы Пегги Блю, каким бы ни был результат
операции, восприняла его хорошо. Полагаюсь на тебя.

Дорогой Бог,
сегодня Пегги Блю прооперировали. Я провел ужасных десять лет. Тридцать
лет -- тяжелый возраст, возраст забот и ответственности. На самом деле,
Пегги не смогла прийти ко мне ночью, потому что мадам Дюкрю, ночная сиделка,
всю ночь провела у нее в комнате, чтобы подготовить ее к анастезии. Каталка
увезла ее в восемь утра. У меня сердце сжалось, когда я увидел, как ее
везут, такую маленькую и худенькую, что еле было видно под зелеными
простынями. Розовая мама держала меня за руку, чтобы я не так сильно
нервничал.
-- Почему твой Бог, Розовая мама, допускает, чтобы на свет появлялись
такие, как мы с Пегги?
-- Это к счастью, что допускает, малыш мой Оскар, без вас жизнь была бы
не так прекрасна.
-- Нет. Вы не понимаете. Почему Бог позволяет, чтобы мы болели? Значит,
он или злой, или не такой уж всесильный.-- Оскар, болезнь -- это как смерть.
Данность. Не наказание.
-- Сразу видно, что вы не болеете!
-- Что ты об этом знаешь, Оскар? Это меня сразило. Я никогда не думал,
что Розовая мама, всегда такая приветливая, внимательная, может иметь свои
проблемы.
-- Не следует ничего от меня скрывать, Розовая мама, скажите мне все.
Мне тридцать два года как минимум, у меня рак, жена в данный момент в
операционной, я в этом разбираюсь.
-- Я тебя люблю, Оскар.
-- Я тоже. Если у вас неприятности, чем я могу помочь? Хотите, я вас
усыновлю?
-- Усыновишь меня?
-- Ну да, я уже усыновил Бернара, когда увидел, что он хандрит.
-- Бернара?
-- Моего медвежонка. Он там, в шкафу. На полке. Это мой старый медведь,
у него уже ни глаз, ни рта, ни носа, опилки наполовину высыпались, и шрамы
повсюду. Он чуть-чуть на вас похож. Я усыновил его в тот вечер, когда мои
придурки-родители принесли мне нового медвежонка. Можно подумать, я
согласился бы на нового! Им остается теперь заменить и меня новеньким
братцем! С того момента я его усыновил. Ему, Бернару, я завещаю все свое
имущество. Я и вас хочу усыновить, если это вас приободрит.
-- Да. Я хочу. Думаю, что меня это приободрит, Оскар.
-- Тогда по рукам, Розовая мама. Потом мы пошли приготовить комнату
Пегги к ее возвращению, принесли шоколад, цветы поставили. Потом я уснул. С
ума сойти, сколько я теперь сплю. К концу дня Розовая мама разбудила меня,
говоря, что Пегги Блю вернулась, и что операция прошла удачно. Мы пошли к
ней вместе. Там были и ее родители. Не знаю, кто им сообщил, Пегги или
Розовая мама, но они как будто знали, кто я, обращались со мной уважительно,
посадили на стул между собой, и я мог дежурить у постели моей жены вместе с
тестем и тещей. Я был доволен, что Пегги по-прежнему голубоватого цвета.
Заходил доктор Дюссельдорф, потер себе брови и сказал, что через несколько
часов голубоватость пройдет. Я смотрел на мать Пегги, она не голубая, но все
же очень красивая, и я сказал себе, что в конце концов моя жена Пегги может
иметь тот цвет, который захочет. Я все равно буду ее любить. Пегги открыла
глаза, улыбнулась нам, мне и своим родителям, и снова заснула. Ее родители
успокоились, но им нужно было уходить.
-- Доверяем тебе нашу дочку, -- так они мне сказали. Мы знаем, что на
тебя можно положиться. Вместе с Розовой мамой я посидел, пока Пегги не
открыла глаза во второй раз, а потом пошел отдыхать в свою комнату.
Заканчивая свое письмо, отдаю себе отчет, что в результате день оказался
удачным. Семейный день. Я усыновил Розовую маму, у меня сложились теплые
отношения с тестем и тещей, жена вернулась ко мне в хорошем состоянии, пусть
даже она и порозовела к одиннадцати часам,
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Сегодня никаких желаний. Тебе будет отдых.

Дорогой Бог,
сегодня мне между сорока и пятьюдесятью, и я делаю одни только
глупости.
Рассказываю быстро, потому что большего все это не заслуживает. Пегги
Блю поживает неплохо, но Китаянка, подосланная Попкорном, который меня
теперь не выносит, насплетничала Пегги, что я целовал ее в губы. Из-за этого
Пегги сказала мне, что между нами все кончено. Я возражал, говорил, что
Китаянка -- это ошибка молодости, что все это было до Пегги, и что она не
может заставить меня платить за прошлое ценою всей моей жизни. Но она была
неумолима. Они с Китаянкой даже подружились, чтобы меня разозлить, и я
слышал, как они вместе хохотали. И тогда я позволил Бригитте, трехмесячной
собачке, которая ко всем ластится, и это нормально, потому что щенки всегда
ласковые, я позволил ей, когда она утром пришла ко мне в комнату
поздороваться, вылизать меня с ног до головы. Как же она была счастлива! Как
безумная! Как будто устроила хозяину настоящий праздник. Беда в том, что в
это время Эйнштейн оказался в коридоре. Может, в мозгу у него и вода, но с
глазами все в порядке. Он все видел и рассказал Пегги с Китаянкой. И теперь
весь этаж обзывает меня распутным гулякой, хотя я даже из комнаты не выхожу.
-- Уж и не знаю, что на меня нашло, Розовая мама, с этой Бригиттой...
-- Бес в ребро, Оскар. Мужчины все такие от сорока до пятидесяти, они
уверены в себе, они пытаются понять, могут ли нравиться другим женщинам,
кроме той, которую любят.
-- Ладно, пусть я нормальный, как все, но, наверное, и дурак тоже, а?
-- Ты -- абсолютно нормальный.
-- Что мне теперь делать?
-- Ты кого любишь?
-- Пегги и только Пегги.
-- Так скажи ей об этом. Первый брак всегда очень хрупкий, легко
ломается, но надо биться за его сохранение, если он удачный.
Завтра Рождество, Господи. Никогда я не осознавал, что это день твоего
рождения. Сделай так, чтобы я помирился с Пегги, потому что, уж и не знаю,
по причине ли нашей ссоры, но мне сейчас страшно грустно, и никакой бодрости
духа не осталось.
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Теперь, когда мы стали друзьями, скажи, что подарить тебе на твой
день рождения?

Дорогой Бог,
в восемь часов утра я сказал Пегги Блю, что люблю ее, никого, кроме
нее, не любил и не представляю своей жизни без нее. Она расплакалась,
призналась, что я причинил ей большое горе, потому что она тоже любит только
меня, да и никого другого ей бы найти не удалось, особенно теперь, когда она
порозовела. Потом, это любопытно, мы стали рыдать вместе, но это было так
приятно. Так классно жить в браке! Особенно после пятидесяти, когда позади
множество испытаний. Когда часы пробили десять, я по-настоящему осознал, что
нынче Рождество, что я не смогу остаться с Пегги, потому что сейчас к ней в
комнату явится ее семья -- братья, дядья, племянники, кузены -- , а мне
предстоит терпеть моих родителей. Что они подарят мне сегодня? Пазл из
восемнадцати тысяч частей? Книги на курдском языке? Очередную коробку со
способами употребления? Мой портрет тех времен, когда я был еще здоров? От
двух подобных кретинов с куриными мозгами всякой опасности можно ожидать, с
ними всего следует бояться, и ясно лишь одно: день мне предстоит дурацкий. Я
принял решение очень быстро: устроил себе побег. Кое-какой обмен: игрушки --
Эйнштейну, перину -- Копченому салу, конфеты -- Попкорну. Кое-какие
результаты наблюдений: Розовая мама перед уходом всегда заходит в
раздевалку. Кое-какие предположения: мои родители до двенадцати не приедут.
Все прошло гладко: в одиннадцать тридцать Розовая мама меня расцеловала,
пожелав счастливого Рождества с родителями, и спустилась в гардероб. Я
свистнул. Попкорн, Эйнштейн и Копченое сало быстро меня одели, подняли и
донесли до колымаги Розовой мамы, машины, сделанной явно до эпохи
автомобилей. Попкорн, чрезвычайно одаренный по части взламывания замков,
поскольку ему посчастливилось расти в неблагополучном квартале, легко открыл
заднюю дверь, и они сгрузили меня на пол между передним и задним сидением.
Потом, никем не замеченные, все трое вернулись в здание. Спустя какое-то
время, впрочем, не так скоро, в машину села Розовая мама. Мотор фыркал и
чихал раз пятнадцать-двадцать, прежде чем она его завела, и, наконец, мы
отправились на этом адском поезде. Эти доавтомобильные машины -- просто
чудо, от них такой грохот, что кажется, будто едешь с большой скоростью, а
подпрыгиваешь так, словно пришел на деревенскую ярмарку. Проблема была в
том, что Розовая мама научилась водить машину с помощью друга-каскадера:
светофоры, тротуары, движение по кругу -- все ей было нипочем, и время от
времени тачка просто взлетала в воздух. В кабине пилота не все было
спокойно, она часто сигналила, а используемый ею лексикон щедро служил
обогащению моего: она жонглировала самыми ужасными словами, чтобы досадить
врагам, то и дело встречающимся на ее пути, и я снова заметил для себя, что
кетч -- отличная школа жизни. Я предполагал, что вскочу и заору "Куку,
Розовая мама", когда мы приедем, но гонка с препятствиями была такой долгой,
что я по дороге заснул. Как бы то ни было, проснулся я в темноте, в холоде и
в тишине, обнаружив, что лежу в одиночестве на мокром коврике. Тут я в
первый раз подумал, что, возможно, сделал глупость. Я вышел из машины, и в
это время пошел снег. Надо сказать, что это было не так приятно, как "Вальс
снежинок" в "Щелкунчике". Зубы отстукивали сами собой, помимо моей воли. Я
увидел большой освещенный дом. Пошел к нему. Мне было плохо. Чтобы позвонить
в звонок, пришлось прыгнуть так высоко, что я растянулся на подстилке. Там и
нашла меня Розовая мама. -- Но...но... -- пыталась она что-то сказать. Потом
склонилась надо мной и прошептала:
-- Милый ты мой.
И тогда я подумал, что, возможно, и не сделал глупости. Она отнесла
меня в гостиную, где стояла и мигала огнями большая елка. Я очень удивился,
увидев, как красиво было в доме Розовой мамы. Она согрела меня у огня, и мы
выпили горячего шоколада. Я догадывался, что она хочет удостовериться, что
со мной все в порядке, прежде чем меня отругать. Поэтому я старался продлить
время, пока приду в себя, не так уж и нарочито, кстати, поскольку к этому
моменту я ужасно устал.
-- В больнице все тебя ищут, Оскар. Настоящее смятение на поле боя.
Родители в отчаянии, они заявили в полицию.
-- От них и этого можно ждать. Если они настолько глупы, что думают,
будто в наручниках я стану любить их больше...
-- В чем ты их обвиняешь?
-- Они меня боятся. Не осмеливаются со мной разговаривать. И чем меньше
осмеливаются, тем больше я кажусь себе чудовищем. Почему я навожу на них
такой ужас? Разве я так уж безобразен? От меня воняет? Я сделался идиотом, и
сам этого не понимаю?
-- Они боятся не тебя, Оскар. Они боятся болезни.
-- Моя болезнь -- часть меня самого. Они не должны вести себя иначе
из-за моей болезни. Или получается, что они могут любить лишь здорового
Оскара?
-- Они любят тебя, Оскар. Они мне сказали.
-- Вы с ними разговаривали?
-- Да. Они очень ревнуют тебя ко мне. Нет, не ревнуют, печалятся.
Печалятся потому, что у них нет с тобой такого же взаимопонимания. Я пожал
плечами, но гнев мой чуть утих. Розовая мама сделала мне еще одну чашку
горячего шоколада.
-- Знаешь, Оскар, однажды ты умрешь. Но ведь и твои родители тоже
умрут.
Меня удивило сказанное. Я никогда об этом не думал.
-- Да, они тоже умрут. Совсем одни. И с ужасными угрызениями совести,
оттого что не смогли помириться с единственным ребенком по имени Оскар,
которого они обожали.
-- Не говорите так, Розовая мама, вы меня вгоняете в тоску.
-- Подумай о них, Оскар. Ты понял, что скоро умрешь, потому что ты
очень умный мальчик. Но ты не понял, что умрешь не ты один. Умирают все. И
твои родители. И я в назначенный день.
-- Да. Но все же я прохожу первым.
-- Верно, ты проходишь первым. Но разве тот факт, что ты идешь первым,
дает тебе дополнительные права? Право забывать о других, например?
-- Я все понял, Розовая мама. Позвоните им. Вот тебе, Господи,
продолжение, в общих чертах, потому что рука устает писать. Розовая мама
связалась с больницей, которая связалась с моими родителями, которые
приехали к Розовой маме, и мы отпраздновали Рождество вместе. Когда приехали
мои родители, я сказал им:
-- Простите меня, я забыл, что вы тоже однажды умрете.
Может, эта фраза их раскрепостила, не знаю, но только они снова стали
прежними, и мы провели прекрасную рождественскую ночь. На десерт Розовая
мама захотела посмотреть по телевизору праздничную службу и записанный на
кассете матч по кетчу. Она сказала, что вот уже много лет она перед мессой
смотрит какой-нибудь матч, чтобы поставить себя на ноги; это привычка,
которая ей доставляет удовольствие. В результате мы все смотрели поединок,
который она выбрала на сей раз. Было классно. Мефиста против Жанны д'Арк.
Купальник против кирасы! Славные бабенки! Как сказал папа, который стал
совершенно красным; кажется, ему очень понравился кетч. Количество
нанесенных ими ударов по лицу невообразимо. В подобной битве я бы уже тысячу
раз умер. Вопрос тренированности, -- сказала мне Розовая мама. Чем больше
ударов по лицу ты получаешь, тем больше ты можешь получать их впредь. Всегда
надо надеяться на лучшее. В результате победила Жанна д'Арк, хотя поначалу в
ее победу трудно было поверить: тебе, наверное, это приятно. Кстати, с днем
рождения тебя, Господи. Розовая мама, которая уложила меня спать в постель
своего старшего сына -- он ветеринар в Конго, лечит слонов -- подсказала
мне, что мое примирение с родителями -- хороший подарок тебе на день
рождения. Честно говоря, я-то считаю, что это подарка не заменяет, но раз
Розовая мама, старая твоя подружка, так говорит...
До завтра, целую, Оскар
Р.S. Забыл сказать желание: пусть мои родители всегда будут, как
сегодня. И я тоже. Это было замечательное Рождество, особенно поединок
Мефисты с Жанной. Прости, но мессу я не посмотрел, выключил раньше.

Дорогой Бог,
мне минуло шестьдесят, и я плачу по счетам за все допущенные вчера
вечером злоупотребления. Не в очень хорошей форме я сегодня. К себе в
больницу я вернулся с удовольствием. К старости оно всегда так, путешествия
уже не радуют. Желания отсюда уходить больше нет. Чего я не успел сказать
тебе во вчерашнем письме, так это о статуэтке Пегги Блю, которую я увидел
вчера в доме Розовой мамы на полочке, над лестницей. Клянусь тебе. В
точности она, из гипса, одежда и кожа -- голубого цвета. Розовая мама
считает, что это Дева Мария, твоя мать, как я понял, и объект поклонения для
нескольких поколений, живших в этом доме. Она согласилась подарить статуэтку
мне. Я поставил ее на столик у изголовья. В любом случае она вернется потом
к Розовой маме, раз я ее усыновил. Пегги Блю чувствует себя лучше. Она
приезжала в кресле ко мне с визитом. В статуэтке она себя не узнала, но мы
прекрасно провели вместе время. Слушали "Щелкунчика", взявшись за руки, что
напомнило нам прекрасное прошлое. Не стану продолжать дольше, потому что
ручка, пожалуй, тяжеловата. Здесь все болеют, даже доктор Дюссельдорф --
из-за шоколада, гусиного паштета, жареных каштанов и шампанского, которым
родители в массовом порядке угощали лечащий персонал. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты ко мне пришел.
Целую, до завтра, Оскар

Дорогой Бог,
сегодня мне между семьюдесятью и восьмьюдесятью, и я много о чем
передумал. Во-первых, я использовал рождественский подарок Розовой мамы. Не
знаю, говорил ли я тебе о нем? Это растение из Сахары, которое всю свою
жизнь проживает в один-единственный день. Стоит только зернышко полить
водой, как оно дает побег и почки, потом листья, у него появляется цветок и
сразу же -- семена, и вот уже растение увядает, сморщивается и -- хоп! --
вечером все уже кончено. Подарок просто гениальный, спасибо тебе, что ты его
изобрел. Сегодня утром, в семь часов мы его полили -- я, Розовая мама и мои
родители, не помню, сказал я тебе или нет, что родители живут теперь у
Розовой дамы, от нее сюда ближе -- и я смог проследить всю его жизнь.
Правда, растение довольно хилое и цветочек -- жалкий, уж с баобабом никак не
сравнится, но оно мужественно проделало свою работу на наших глазах, в
течение одного дня, без остановок. Как настоящее, большое растение. С Пегги
Блю мы долго читали медицинский словарь. Это ее любимая книга. Она
увлекается болезнями и все время задает себе вопрос, с какими из них ей
придется еще встретиться. А я посмотрел на те слова, которые меня
интересуют: "Жизнь", "Смерть", "Вера", "Бог". Хочешь верь, хочешь нет, но их
там не было! Заметь, что одно это означает, что ни жизнь, ни смерть, ни
вера, ни ты -- не болезни. Новость, скорее хорошая. Но ведь в достаточно
серьезной книге должны же быть ответы на самые серьезные вопросы, а?
-- Розовая мама, мне кажется, в медицинском словаре имеются только
частные случаи, проблемы, с которыми может встретиться тот или другой
человек. Но нет того, что касается всех -- Жизнь, Смерть, Вера, Бог.
-- Наверное, лучше было бы взять философский словарь, Оскар. Однако,
если даже ты найдешь в нем понятия, которые ищешь, тебя скорее всего ждет
разочарование: ответов и толкований множество, и они разные.
-- Как такое может быть?
-- Самые интересные вопросы остаются вопросами. В них содержится тайна.
К каждому ответу следует всегда добавлять "возможно". Только мало
значительные вопросы имеют окончательные ответы.
-- Вы хотите сказать, что у "Жизни" нет решения?
-- Я хочу сказать, что у "Жизни" -- множество решений, а,
следовательно, нет единого решения.
-- А я думаю, Розовая мама, что единственное решение у жизни -- это
жить.
Зашел к нам доктор Дюссельдорф. Он по-прежнему похож на побитую собаку,
что в сочетании с огромными черными бровями делает его внешность весьма
выразительной.
-- А вы причесываете брови, доктор Дюссельдорф? -- спросил я.
Он огляделся в изумлении, как будто спрашивал у Розовой мамы, у моих
родителей, не ослышался ли он. Кончилось тем, что он ответил "да" сдавленным
голосом.
-- Смените выражение лица, доктор Дюссельдорф. Послушайте, я буду
говорить абсолютно откровенно, потому что я всегда был исполнительным в
отношении лекарств, а вы были безупречны по отношению к болезни. Оставьте
ваши виноватые интонации. Не ваша вина, если вы должны сообщать людям дурные
вести о болезнях с латинскими названиями и о невозможности исцеления.
Расслабьтесь, сгоните заботу с лица. Вы не Бог-отец. Не вы управляете
природой. Вы только ремонтируете. Отрешитесь, умерьте напряжение, не берите
на себя больше, чем можете взять, иначе вы долго на вашем месте не
протянете. Посмотрите на себя. Слушая меня, доктор Дюссельдорф разинул рот
так, словно должен проглотить яйцо. Потом он улыбнулся настоящей улыбкой и
меня поцеловал.
-- Ты прав, Оскар. Спасибо, что мне это сказал.
-- Не за что, доктор. К вашим услугам. Заходите, когда захотите.
Вот, Господи. Зато твоего визита я продолжаю ждать. Приди. Не
сомневайся. Заходи, даже если у меня будет народ в это время. Я, правда,
буду очень рад.
До завтра, целую, Оскар

Дорогой Бог,
Пегги Блю уехала. Вернулась к себе домой, к родителям. Я не идиот, и
знаю, что никогда больше ее не увижу. Не стану больше писать, потому что мне
очень грустно. Мы вместе прожили целую жизнь, Пегги и я, а теперь я совсем
один, лысый, в старческом слабоумии и уставший лежать в своей кровати. Как
отвратительна старость.
Сегодня я больше не люблю тебя.
Оскар

Дорогой Бог,
благодарю за то, что ты пришел. Ты точно выбрал момент, потому что со
мной не все благополучно. Возможно, ты обиделся на мое вчерашнее письмо...
Когда я проснулся, то подумал, что мне уже девяносто лет, и повернул голову
к окошку -- посмотреть на снег. И тогда я угадал, что ты пришел. Было утро.
Я был один на Земле. Было так рано, что птицы еще спали, и даже ночная
сиделка мадам Дюкрю давала храпока. Ты же пытался устроить рассвет. Тебе
было трудно, но ты настаивал. Небо бледнело. Ты вдувал в воздух белое,
серое, голубое, заталкивал ночь, возвращал мир к жизни. И не прекращал ни на
минуту. И тогда я понял разницу между тобой и нами: ты парень неутомимый! Ты
не устаешь. Всегда за работой! И вот вам день! И вот вам ночь! Теперь весна!
Теперь зима! А вот Пегги Блю! А вот Оскар! И Розовая мама! Какое здоровье! Я
понял, что ты здесь. Что ты раскрыл мне свой секрет: смотри всегда на мир
так, будто это в первый раз. Тогда я последовал твоему совету и приложил
старание. Впервые. Я созерцал свет, краски, деревья, птиц, животных. Я
ощущал воздух ноздрями, я вдыхал его. Слышал голоса в коридоре, как будто
под сводами собора. Чувствовал, что живу. И дрожал от чистой радости.
Счастье бытия. Я был восхищен. Спасибо, Господи, что сделал это для меня.
Мне казалось, ты взял меня за руку и ведешь в самое сердце тайны --
созерцать тайну. Благодарю.
До завтра, целую, ОскарР.5. Мое желание: можешь ли ты сделать то же
самое (взглянуть, как в первый раз) для моих родителей? Розовая мама, думаю,
через это уже прошла. А вот для Пегги тоже хотелось бы, если у тебя будет
время.

Дорогой Бог,
мне стукнуло сто. Я много сплю, но чувствую себя хорошо. Пытался
объяснить родителям, что жизнь -- странный дар. Вначале мы его
переоцениваем: думаем, что получили в вечное пользование. Затем
недооцениваем, находя жизнь слишком короткой и несовершенной, и чуть ли не
готовы от нее отказаться. Наконец, осознаем, что это был вовсе не дар, а
только кредит. И тогда пытаемся его заслужить. Мне сто лет, и я знаю, о чем
говорю. Чем ты старше, тем лучше должен быть твой вкус, чтобы оценить жизнь.
Ты должен сделаться рафинированным, артистичным. Любой кретин может
наслаждаться жизнью в десять или в двадцать лет, но в сто лет, когда и
двигаться уже не можешь, необходимо использовать свой интеллект. Не знаю,
убедил ли я их.
Навести их. Работа окончена. Я немного устал. До завтра, целую,
Оскар

Дорогой Бог,
сто десять лет. Уж очень много. Думаю, что начинаю умирать.
Оскар

Дорогой Бог,
мальчик умер. Теперь я по-прежнему останусь Розовой дамой, но никогда
больше не буду Розовой мамой. Я была ею только для Оскара. Угас за полчаса
сегодня утром, пока мы с его родителями отлучились, чтобы выпить кофе. Он
сделал это без нас. Думаю, специально выбрал момент, дабы нас пощадить. Как
будто хотел уберечь от горя при виде его ухода. Фактически он дежурил возле
нас, а не мы возле него. У меня на сердце тяжело, у меня на душе тяжело. Там
живет Оскар, и я не могу его забыть. Надо бы повременить со слезами до
вечера, потому что я не хочу сравнивать свою боль с неутолимой печалью его
родителей. Спасибо, что познакомил меня с Оскаром. Благодаря ему я была
забавной, придумывала всякие небылицы, оказалась даже знатоком кетча. Он
помог мне верить в тебя. Я полна любви, она сжигает меня, он столько дал
мне, что этого хватит на многие годы вперед.
До скорого, Розовая мама
Р.S. В последние три дня Оскар вывесил плакат над своим столиком в
изголовье. Думаю, он касается тебя. Там было написано: "Только Богу дано
право меня разбудить"